Все внимание джентльменов удачи было приковано к утраченному судну. Вряд ли кто-нибудь смотрел на тихонько ползущую рядом приземистую шлюпку без привычных мачт и весел. Еще в первый день пираты имели возможность убедиться, что диковинные суденышки не имели никакого оружия и не представляли реальной опасности. Правда, какой-то дьявол с гулом перемещал их по воде, но что с того?

– Всем укрыться за фальшбортом! – громко приказал следящий за приближающимся фрегатом Кабанов.

Корабли теперь разделяло чуть больше половины кабельтова, и расстояние продолжало медленно сокращаться. Никто пока не стрелял. Кабанов помнил, что больше одного залпа он сделать не успеет, и берег его на самый крайний случай, а пираты надеялись захватить бригантину целехонькой.

– Пора! – сам себе скомандовал Сорокин. Шлюпка, словно проснувшись, на максимальной – увы, недостаточно большой – скорости пошла на сближение с фрегатом.

Маневр удался. Пираты не смогли вовремя оценить приближающегося противника, а затем стрелять по нему стало невозможно.

Брандер мягко ткнулся в нависающий над ним борт фрегата. Несколько голов пиратов показалось сверху, и Геннадий, как на стрельбище, понаделал в них дырок. Стрелком он всегда был отменным, а расстояние настолько малым, что почти все пули находили свою цель. Под таким прикрытием Сорокин вбил в борт парусника пару заранее заготовленных крючьев и намертво принайтовил к ним шлюпку.

Теперь флибустьеры почуяли недоброе, и целая группа попыталась спрыгнуть на прилепившийся к ним кораблик. Автомат задергался в руках у Геннадия, издал холостой щелчок, но десантник успел сменить магазин и вновь встретить нападающих меткой стрельбой. Тела пиратов падали в воду, двое шлепнулись на саму шлюпку, и уцелевшие не выдержали, отпрянули от борта.

Пока Геннадий отбивал атаку, а затем продолжал прикрывать сверху, Костя спокойно зажег приготовленный фитиль, постоял над ним несколько секунд и, лишь убедившись, что тот не погаснет, вынырнул из люка.

– Все! Уходим! – Фитиль должен был гореть меньше минуты, а ведь надо было успеть отплыть!

– Давай! – отозвался Геннадий и краем глаза заметил, как его напарник почти без всплеска ушел вглубь.

Сверху сразу свесились два пирата, и Грушевский с удовольствием всадил в них последнюю очередь, а затем последовал примеру Константина.

Тьма уже сгустилась. Оба диверсанта плыли быстро, ориентируясь по сигнальному огоньку на бригантине. Верхнюю одежду и обувь они оставили на ней же, прихватив лишь по ножу, и ничто не сковывало их движений. Пистолеты они не брали, а ставший бесполезным автомат Геннадий с сожалением выбросил в море.

Видя успех первой части операции, Ярцев как можно круче отвернул бригантину прочь. Никто не мог предугадать силу взрыва, и лучше было оказаться как можно дальше.

А потом какой-то наиболее отчаянный пират все же прыгнул в шлюпку, едва не свалился в воду, но смог удержаться. Гулко грохнул кабановский карабин, и джентльмен удачи расстался с жизнью у самой цели.

И тут брандер рванул. Вспышка первого взрыва почти слилась с оглушительным грохотом второго – на фрегате сдетонировали бочки с порохом на орудийной палубе, а следом – и пороховые погреба. Конец большинства флибустьеров был очень быстрым.

Едва отсвистели осколки, как над фальшбортом бригантины по приказу Кабанова зажглись фонари, указывая пловцам путь. Одну из шлюпок немедленно спустили на воду. Конечно, никто не знал, живы ли Костя и Гена? Не погибли ли они при взрыве? Если даже до бригантины долетели осколки и горящие обломки, чуть не вызвав пожар, не убило ли ими ребят в море?

Но за отчаянных – Бог. И Сорокина, и Грушевского подняли на шлюпку живыми. Вот только Гену ударило доской по голове (к счастью, вскользь), и он теперь уверял всех, что шишка вырастет громадная…

Часть четвертая

Архипелаг

37

Флейшман. Праздник и выборы

Чувство человека, приговоренного к смертной казни и в последний момент помилованного, – вот что испытывали мы после уничтожения пиратского фрегата. В этот радостный миг были напрочь забыты и усталость, и неимоверное нервное напряжение последних дней. В нас возродились неведомые доселе силы. Мы стали единой командой, только что одержавшей полную победу в самых тяжелых для себя обстоятельствах.

Вряд ли счастье было бы столь полным, если бы кто-нибудь в тот момент мог задуматься о дальнейшем. Да, нам удалось избежать страшной опасности и уцелеть, но это не означало возвращения в привычный нам мир. Мы по-прежнему оставались в глубоком прошлом, где все было для нас чуждо. О прежнем безбедном существовании мы могли забыть. Я уже не говорю о таких привычных вещах, как автомобиль, телефон, телевизор, квартира с отоплением, электричеством, ванной и санузлом, – всего, без чего и жизнь – не жизнь. Быт – чрезвычайно важная штука, однако речь даже не о нем. Человек – продукт конкретного социума, и только в нем он способен полностью самореализоваться и занять подобающее ему положение. Мы были свидетелями и участниками кардинальнейших перемен, но они были растянуты на несколько лет, и люди смогли к ним приноровиться. Сейчас же все обстояло совершенно иначе. Прошлое, внезапно ставшее для нас настоящим, оказалось абсолютно непривычным, в нем не было ни единой точки опоры. Мы стали в нем нечаянными и нежданными пришельцами, ничего не знающими, ничего не умеющими и не имеющими. Чтобы выжить, нам предстояло начать все с нуля, проявить не только недюжинный ум, но и удивительную гибкость. Даже поведение и то требовалось изменить самым кардинальным образом, а многие ли способны на это?

Но той ночью мы не думали ни о чем плохом. У нас были корабль, свобода и жизнь, а все прочее пока не имело никакого значения. Совсем недавно мы достигли предела отчаяния, и вот теперь наступила психическая разрядка. Мы радовались, как дети, обнимали и поздравляли друг друга, а на наших воинов смотрели как на богов, в трудную минуту сошедших к нам с неба. Однако корабль – не твердый берег, он постоянно нуждается в управлении, и Ярцев первым принялся за дело и заставил нас последовать своему примеру.

Наше счастье было настолько велико, что никакая работа не была в тягость. Напротив, нам было на удивление приятно с шутками и смехом ставить паруса, тянуть всевозможные шкоты и знать, что это поможет быстрее отойти от ненавистного острова. Все трудились дружно и споро. Бригантина, слегка покачиваясь на слабой волне, стала удаляться от места недавней схватки.

Поднявшись на квартердек, я увидел беседующих Кабанова и Ярцева и направился к ним.

– …остановить их мы, к сожалению, бессильны, – донесся до меня усталый Серегин голос. – Люди пережили второе рождение и просто заслужили краткий отдых. Мы не можем заставить их нести вахту всю ночь, но и оставаться у берега в темноте тоже опасно. А, Юрик! – увидел он меня. – Хорошо, что подошел. Мы тут решили назначить тебя помощником капитана. С парусным делом ты знаком, навигацию немного знаешь, а Валере одному не обойтись. Согласен?

– Раз надо… – пожал я плечами. Я догадывался, что меня ждет нечто подобное и не удивился предложению. Но самолюбию было приятно: я никогда не хотел стать самым главным, но и в самом низу находиться не любил. – О чем толкуете?

– Все о том же, – улыбнулся Кабанов. – Где бы переночевать? У самого берега – опасно, куда плыть – неизвестно. К тому же люди устали. Пусть отдохнут до утра, а там все и решим.

Я увидел, что Сергей тоже вымотан до предела. Даже непонятно, как он держится на ногах. Уверен: он единственный среди нас, кто испытал не воцарившуюся на бригантине радость, а лишь смертельную усталость, непробиваемую для остальных чувств.

– Можно просто бросить якорь вдали от берега, – предложил Валера. Он тоже выглядел усталым, но далеко не до такой степени, как наш шеф-командор. – Погода испортиться не должна. Назначим короткие вахты, а остальные пусть отдыхают.